«Офелия заменила маленькой сестре мать. Она водила ее в школу, все для нее делала, но разве у девочки был выбор? – приводились в статье слова бывшей соседки. – Мать Офелии сама была как ребенок».
Больше в статье не упоминалось о сестре Офелии, и Лисандер подумал, не погибла ли она вместе с матерью при крушении поезда. Кстати, автор не написал ни одного плохого слова о его жене… Наверно, трудное детство сделало Офелию такой алчной. Или неудачница мать и озлобленная бабушка наполнили ее душу жаждой мести?
Откуда в ней такая смесь противоположных черт? Она три года училась на садовода, значит, действительно любит копаться в грязи. Ему трудно было сравнивать такую Офелию и женщину, которая в кружевных чулках, с улыбкой на лице позировала перед камерами. Почему она заявила о желании расторгнуть брак, а через двадцать четыре часа сделала все, чтобы привлечь к себе внимание?
Когда Лисандер передал ей газету, Офелия была спокойна, пока не увидела свою с Молли фотографию. В желудке все сжалось в нервный комок, когда она пробежала глазами статью, которая освещала ее детство. Но больнее всего было читать о романе матери с Аристидом Метаксисом, и Офелия проклинала себя за то, что устроила всю эту шумиху с прессой.
– Мне нужно решить кое-какие вопросы, а потом я присоединюсь к тебе на острове, – сообщил Лисандер, когда они вышли из самолета.
– На каком острове? – Офелия даже не взглянула на него.
– Несколько лет назад я купил остров.
С каменным выражением лица Офелия скривила губы, словно съела лимон.
– Он далеко от материка? – Офелия представила себя на выжженной солнцем скале, пока Лисандер наслаждается жизнью где-то в другом месте. – Но ты обо мне не беспокойся. К тому времени, когда ты соизволишь вспомнить о моем существовании, я, возможно, уже высохну, как египетская мумия.
– Очень смешно, – заметил Лисандер.
– Ты не замечал меня всю дорогу и даже не сказал, куда мы направляемся.
– Сейчас на фондовом рынке кризис, – резко перебил ее Лисандер. – Пока ты спала, я работал!
В зале прибытия толпились журналисты с камерами. Он сжал зубы и процедил:
– Улыбайся фотографам. Ведь именно ты заварила эту кашу. – Уже сидя в лимузине, Лисандер пристально посмотрел на нее: – Я надеюсь, что на публике ты будешь вести себя должным образом.
– А я надеюсь, что ты будешь вести себя должным образом, когда мы останемся одни. Какая новобрачная в здравом уме станет терпеть подобное обращение в медовый месяц?!
Лисандер откинулся на спинку сиденья и хрипло рассмеялся. Она сумасшедшая, но ему это нравится. Он сразу вспомнил, с какой страстью ее тело откликалось на ласки, и желание мгновенно охватило его.
– Если я вернусь сегодня вечером, обещаю обратить на тебя самое пристальное внимание.
– Я не это имела в виду. – Офелия покраснела до корней волос. – И не приглашаю тебя в свою постель. Больше такое безумие не повторится.
Лисандер прижал жену к себе и требовательно прильнул к ее губам. Его поцелуй вызвал в ней ответный огонь, но тут послышался звук открываемой дверцы, и они резко отпрянули друг от друга.
– Позже, yineka mou, – выдохнул он, выходя из машины. Дверца захлопнулась, и лимузин поехал дальше.
В клинике Лисандер встретился с врачом, ознакомился с последними данными о здоровье матери и отправился к ней в палату. Желание пожилой дамы скрывать свою болезнь раздражало Лисандера. Но он был очень привязан к Вирджинии, хотя не признавался ей в этом, и старался уважать ее желания.
Измученная лечением, эта худенькая женщина выглядела безукоризненно. Но сын сразу отметил покрасневшие веки и увидел краешек знакомой газеты на кровати.
– Ты уже прочла статью об Офелии, – догадался он. – И она тебя расстроила.
– Нет, это все воспоминания о прошлом. – Вирджиния избегала взгляда сына. – И потом, конечно, мне любопытно узнать хоть что-то о своей невестке. Ее мать когда-то была моей подругой.
– Если бы ты согласилась, чтобы я рассказал Офелии о твоей болезни, я бы привез ее сюда познакомиться с тобой. – По правде говоря, Лисандер не был уверен, что готов довериться жене. Вирджиния для нее всегда будет женщиной, которая увела у ее матери жениха.
– Не хочу отвлекать вас своей болезнью. Я была очень счастлива, когда ты сказал о свадьбе. Но клянусь, на секунду испугалась, что ты женился на бедной девушке только ради «Мадригал-Корт»!
– Откуда у тебя такие мысли? – Лисандер с трудом сохранил улыбку на лице.
– Ты – мой сын, и я люблю тебя, несмотря на то что ты можешь быть жестоким. Но я знаю, что ты готов отказаться от своей свободы только ради кого-то особенного, и эта тихая, быстрая свадьба – как раз в твоем духе. У Офелии была очень тяжелая жизнь… – Вирджиния тревожно посмотрела на красавца сына. – Тебя могут рассердить мои слова, но, если я не скажу и ваш брак закончится разводом, я буду винить себя. Не сердись на девочку за это интервью. Ей нужны время и поддержка, чтобы привыкнуть к нашему миру. Ты не умеешь идти на компромисс. А я хочу, чтобы ваш брак состоялся, чтобы у тебя была любящая семья, на которую можно опереться.
Лисандер побледнел. «Если твой брак закончится разводом, я буду винить себя». Должно быть, Вирджиния всегда хотела для приемного сына счастья. Уважение к его личной жизни требовало молчать, однако болезнь заставила ее задуматься о будущем, которого у нее могло не быть. Он должен был догадаться, что его мать втайне мечтает о внуках. Лисандер встал и подошел к окну.
– Заботься об Офелии, не позволяй делам стать предлогом, чтобы пренебрегать ею. Это все, – пробормотала Вирджиния, – обещаю, я больше ни слова не скажу.